Любительское чтиво

Вот вам размышление о конкретном слове для развития мыслишек:

Жестокость является неотъемлемой частью выживания, особенно в условиях суровой реальности.
Вы хорошо подметили её роль в природных и социальных процессах.

Слова девочки о “чудовищах” — это ведь попытка осмыслить жестокость, принять и найти ей место в своей системе ценностей. В жестокости хорошего столько же, сколько и плохого.

Нельзя отрицать в себе жестокость, тк способность к ней есть во всех. Понимание и принятие этой стороны себя ведёт к моральному взрослению

Люблю спорить. Важной частью морального взросления является не нормализация жестокости, а отказ от двойных стандартов. Если человек поставлен в условия животного и его задача выживание (в том числе и ментальное), то он быстро строит себе подходящее мировоззрение под поставленные цели. Закон джунглей Киплинга написан не волком для волков (волкам не нужны ни слова ни свечки, ни прозвища ни капища) а человеком для людей.

«Убивай для себя и своей семьи.

Если голоден, то убей.

Но не смей убивать чтобы время занять,

и — людей убивать не смей»

Природа не жестока. Жестокость это человеческий умозрительный конструкт, созданный для обозначения ситуации нарушения природного закона. Жестокость это несправедливость, это «потому что могу». В чем моральная незрелость персонажа-девочки? Не в том, что любит лопать мясо и носить мех, но неблагодарно наезжает на того, кто ей эти блага обеспечивает. А внезапно «повзрослев» собирается добывать их сама. А в том, что у нее изначально любимая игрушка -- орудие убийства. Тонкий слой цивилизации на ней в виде комиксов только искажает ее картину мира, привносит магическое мышление, -- создание тотемов, обрядов, заигрывание с природными силами в виде «духов» и прочие иллюзии дикаря. Только у дикаря это здоровый мистицизм, выросший из закона джунглей, а не из беззакония «я тут главный»

Спасибо за подробный отзыв. Ценю, что нашли время не только прочитать рассказ, но и поделиться своими размышлениями. Как сразу сказал, рассказ в работе, и, скорее всего, это лишь его начало. Уже вижу, с учётом ваших слов, что в нём можно описать иначе, добавить, или вовсе убрать, чтобы всё понималось именно так, как задумывалось.

Далее, не в оправдание и не из осадного положения, а просто попробую поразмышлять вместе с вами, высказывая своё мнение.

Главное — рассказ никак не претендует на нормализацию жестокости, он описывает мир, который вдруг стал непомерно жесток. И главный враг здесь не природа, а именно человек. Став самым сильным хищником на планете, человек не получил те самые «природные тормоза», которые имеются у хищников изначальных. Два медведя могут долго отвешивать друг другу увесистые оплеухи с когтями, но сбежавшего с поля боя никто не будет догонять с целью добить. Зачем, если конфликт исчерпан. А вот бегемоты нередко забивают друг друга насмерть.

Хотя… Дельфины не только убивают себе подобных ради забавы, но даже насилуют, а кошка может долго играть с мышкой, в итоге убив её, но так и не съев…

Я пытался исследовать тонкую грань между необходимостью выживания и сохранением человечности. Жестокость, как вы верно заметили, — это конструкция, обозначающая нарушение природного равновесия. Но наши герои действуют в мире, где равновесие уже разрушено, и их выборы — это попытки адаптироваться, а не опираться на концепцию «я могу, значит, буду».

Понравилась ваша интерпретация слов Киплинга. Сам видел как мужики били столько гусей на перелёте, что заранее знали о невозможности перевоза такого груза домой. Ещё будучи пацаном, назвал тогда эту охоту «истреблением».

Моральная незрелость девочки — действительно ключевой аспект её образа. Однако её конфликт с мужчиной (и самой собой) — это не столько про неблагодарность, сколько про поиск новой идентичности. Потеряв прежний мир и ценности, она инстинктивно пытается сохранить человечность через эмоциональные реакции, даже если они кажутся противоречивыми или инфантильными.

Её «игрушка» — не просто орудие убийства, а инструмент выживания, в котором она, помимо прочего, ищет чувство контроля в хаосе новой реальности. И карабин стал вынужденным инструментом выживания, а не изначальной игрушкой. До катастрофы её играми были куклы или что-то ещё, как и у большинства детей.

Что касается «магического мышления» — создание тотемов, алтарей и ритуалов — это не столько иллюзия дикаря, сколько естественная попытка найти смысл и структуру в мире, который рухнул. Это скорее шаг к обретению внутренней опоры, нежели уход в беззаконие. Ваши слова о «капищах» и «духах» действительно создают образ дикаря, но девочка в рассказе не дикарь, а ребёнок, вынужденный расти слишком быстро в условиях катаклизма. В тотеме я сам видел простую возможность рассказать хоть кому-то, что твориться в душе у нашего героя, вылить накопившееся, хоть как-то систематизировать внутреннее.

Ваше замечание про «я тут главный» тоже любопытно: с одной стороны, это демонстрация её растущей самостоятельности, с другой — детской попытки доказать свою значимость в условиях, где её жизнь зависит от других. Слова звучат в адрес мужчины, который долгое время «нёс её на своих плечах», но это не претензия девочки на доминирование, а скорее протест, попытка утвердиться в новой роли. Их и правда всего двое, и слабость одного может привести к печальным последствиям… Её поведение — это не отрицание его заботы, а реакция на внутренний конфликт между зависимостью и взрослением, которое она стремится обрести. Да и звучали эти слова не как вызов — обстоятельства были другими.

Вы упомянули слово «лопать», описывая её отношение к еде. Это скорее эмоциональная окраска, чем суть: в условиях выживания еда мяса — это естественная потребность, а не вопрос вкуса. Когда нет выбора, любое средство для утоления голода становится необходимостью. Возможно, она бы с большим удовольствием слопала тройную порцию мороженого с семьёй в кафе, чем ела бы мясо.

А шуба из шкуры волка может быть в этих условиях просто практичнее и теплее кучи цветной одёжки, оставшейся от старого мира.

Взяв в руки карабин, девочка не собралась крошить в щепки всех подряд, она просто решила выжить.

Ваш анализ интересен и довольно обоснован, но стоит отметить, что рассказ не столько о тотемах, обрядах или «игре с природой», сколько о людях, пытающихся сохранить себя в условиях, где выборы ограничены.

PS: Отзыв хорош, ничего не скажешь. Да, субъективен, как и всё у людей. Ещё содержит безапелляционные выводы, не со всеми из которых я могу согласиться. Но мы на правильном пути! Именно в таких обсуждениях может родиться то, к чему трудно «докопаться». Ах, под напором ваших доводов, изначально даже мелькнула мысль сделать из девочки злодея)

Зачем же приписывать безапелляционность, — апеллируйте на здоровье) может я не все поняла, у меня точно есть вопросы. Давайте поразминаем образ девочки. Если она всю жизнь играла в куклы откуда у нее оружие, да ещё уверенное с ним обращение? Если она вдруг, в моменте осознала серьезность положения — откуда эти «хочу, не дам, не спорь» по отношению к доминантной опекающей особи? (Мой внутренний Станиславский кричит «не верю!») Можно было бы предположить, что между эпизодами прошло время, мужчина обучил девочку охоте, а сам получил травму или заболел, тогда ее «я теперь главная» звучало бы как любовь и обещание заботы. Но нет, здоровяк ещё жарит мясо, а Большой Папочка ещё не похоронен. Значит девочка ещё не выросла ни физически, ни морально. На злодея она не тянет в этом случае, на героя тоже. С таким настроем в таких обстоятельствах — только на жертву. Маленькое племя из двух человек не выживет без адекватного распределения ролей (естественной иерархии) и эффективной синергии.

«Смотри, я уже улыбаюсь» совсем плохой сигнал, а «я с тобой окрепну» тем более. «Я» в этом моменте есть только у того, у кого есть шанс выжить в одиночку. У девочки есть только «мы».

Отдельно давайте поговорим о мужчине потом.

Кэт, ты ведь не со злостью это пишешь? Очень надеюсь. Как-то резко понесла… У меня тут лишь один человек в статусе «Друг», и это именно ты.

Прочти в начале о рассказе: «Пока сыроват, есть над чем работать. Не будьте буками, друзья)». И после рассказа есть строчки: «Это место может стать пространством для наших работ, их разбора, конструктивных советов по улучшению. Без лишнего шума, чтобы не терялась суть — только творчество и его возможное обсуждение».

Как тебе рассказ вообще? Если совсем ни на что не годится — сомну и в мусорку. И закончим на этом. Если с ним что-то можно сделать — вытаскивай своего Станиславского, пусть помогает, советует, улучшает, о чём я и просил.

Если хочешь — рассказ не сыроват, а совсем сырой. Или вовсе негодный. Можешь его переделать? Буду рад. Правда. Но, в таком ключе, как ты предлагаешь, мне общаться совсем не вкусно. А это мой почти единственный критерий в общении.

Как-то так...

Deepоcean, с большой любовью это пишу. Думала, что на правах друга могу вот так залезть не вкусно и не сладко в задумку и против шерсти чесать текст, потому что он по сути прекрасен, глубок по содержанию (крутая идея взросления и становления в экстремальных условиях, сверхзадача сохранить нормальность в ненормальной действительности, вернуть утраченное «дойти до своих») по задумке, по композиции и по слогу превосходно. Поэтому жалко оставлять пусть очень яркой, но зарисовкой то, что хочет родиться полноценной историей. А для этого нужно вылепить психологические фигуры героев. Но это лишь мое котячье мнение. Прастити^^

🤜🤛❤️

❤️🫂

Я очень хочу продолжения.

Но ты тут главный

Лавандовый Раф,

Верно, отказ от двойных стандартов — один из аспектов морального взросления.

И канешн природа сама по себе не жестока — она лишена моральных оценок, которые придаёт человек. Но человеческая жестокость способна выходить за рамки выживания, становясь инструментом власти, эгоизма или развлечения.

Я говорила не о нормализации жестокости, а об её осознании и принятии как части человеческой природы, как об инструменте выживания, эволюционно заложенного в нас. Проблема ведь не в её наличии, а в том, как человек её использует.

Признание этой стороны помогает избежать тех самых двойных стандартов, о которых вы говорите. Когда человек осознаёт свою «тёмную» сторону, он меньше склонен осуждать других или искать оправдания своим действиям. Он действует осознанно, исходя из справедливости, а не из эмоциональных реакций или попыток оправдать себя.

Как по мне, текст автора подчёркивает, что восприятие жестокости зависит от того, как человек её осмысливает и принимает. Девочка и мужчина показывают, что даже в условиях необходимости можно сохранять человечность, сочувствие и моральные ориентиры.

Что касается девочки, её попытка осмыслить жёсткие реалии и встроить жестокость в систему ценностей — это тоже часть взросления — человек становится зрелым, когда интегрирует свою «тёмную» сторону, признавая её существование, но выбирает контролировать и не пользоваться ею.

Игнорирование или подавление этой стороны себя делает человека уязвимым: если ты не осознаёшь, что можешь быть жестоким, то ты не имеешь над ней власти, и тогда твои действия могут быть продиктованы страхом или импульсами.

Осознавать свою способность быть жестоким необходимо для того, чтобы действовать ответственно и не стать жертвой агрессии со стороны других

Ну вот, Коф, тут с Вами и не поспоришь)) Согласна с Вашими словами из первого комментария целиком и полностью. Жестокость свойственна лишь людям, ровно как сострадание и милосердие, в этом тоже есть баланс добра и зла. Хотя мне показалось, что в рассказе не о чьей-то жестокости, а о жестокости самого мира.

Deepocean, Ваши «записки на полях» очень необычны и этим привлекательны. А в самой истории мне очень понравилась форма, возможно, она даже интереснее смысла для меня. Но вот фраза «В глазах чудовищ - мы сами чудовища…» меня зацепила и заставила посмотреть под другим углом…
Тебе кажется, что совершается чудовищный поступок по отношению к тебе, но в противоположных глазах именно этого поступка ты и заслуживаешь. А дальше может начаться игра, кто сделает хуже. Но по сути, обе стороны являются чудовищами ровно также, как и жертвами.

«Она встала, плавным движением зацепила любимый карабин, привычно оценила вес стали, сочла её гармоничным продолжением себя же.»

Недавно смотрел «Апгрейд», там были товарищи с вживленными пушками в руки, сразу представил девочку как в фильме.

А я гордого самурая с катаной) Именно они учили, что оружие — продолжение тебя самого. Не буквально. Вживлять не обязательно. Да уж, у каждого свои фильтры восприятия...

Я опять лезу спорить. А что гордого в профессии самурая? Это же охранник у феодала. У самурая даже цели нет, только путь. Во время которого он отдает свою жизнь за хозяина.

И у меня цели жизни нет. И даже пути нет. Есть лишь вкус жизни. Который прямо сейчас ощущается. А цели есть лишь конкретные и на определённых этапах.

А Самурая вполне можно назвать гордым, но это слово, опять же, нужно понимать в контексте. Гордость самурая – это не высокомерие, а отражение чувства чести, достоинства и самоуважения, которое было ключевой частью их кодекса – Бусидо, как вы правильно отметили, «Пути воина».

Что плохого в «гордом охраннике»? Если это не алкаш в будке, а нечто такое:

Честь и достоинство: Самураи следовали строгим моральным принципам, которые предполагали верность своему господину, семье и делу. Гордость в этом случае выражалась в безупречном соблюдении этих правил.

Ответственность за поступки: Самураи были готовы нести последствия своих действий. Если они нарушали кодекс чести, это могло привести к ритуальному самоубийству, как к акту сохранения достоинства.

Смирение перед обязанностью: Гордость самурая включала уважение к своему долгу, старшим, наставникам и даже противнику на поле боя.

Эстетика жизни: Они гордились не только своими боевыми навыками, но и культурными достижениями — многие самураи владели искусством каллиграфии, поэзии, а также ценили чайные церемонии и музыку.

Ну вот куда мы уже полезли… Вернее я. Хотелось бы о творчестве, а не о словах.

Вот да, рискуем углубиться в семантику. Достоинство трудно для меня бьётся с отказом от своей личности и отождествлением себя со служебной функцией. В какие бы эстетические фантики это не заворачивалось

Ну если взять Японию, то для меня ассоциация от Гичина Фунакоши: «Пусть твои ноги и руки рубят как мечи»).

Принято считать, что жестокость это плохо, что она- удел слабых, обиженных.

Мне, по наблюдениям, кажется иначе. Если брать именно жестокость (не путать с садизмом), то для неё нужна вера в свои силы, в свою силу духа. Нужна решимость, стойкость и готовность применить её в случае необходимости. И потому не виду в ней сильно отрицательного. А в можели мира, затрагиваемого в рассказе, она просто необходима.

P.S. очень понравились записки на полях

Мы рискуем погрузиться в выявление «правильного» понимания слов, где жестокость у каждого своя, определяемая контекстом. Но, простая житейская фраза: «Ты жестокий!» интуитивно понимается как нечто плохое, вредное, страшное.

Ваш комментарий с уточнением термина предельно точен – «применить её в случае необходимости». Но само слово…

Похоже, я в ответе на комментарий Кэт вёл речь о неоправданной жестокости, с одной стороны, и именно о девочке, с другой, когда вдруг ставший столь жестоким мир, грозит сломать её только формирующуюся личность. А слова «жестокость» в тексте вообще нет.

И Кэт правильно обратила на это внимание. Не хочу, чтобы героиню душила жестокость в обычном её понимании. Пусть девочка будет когда надо жёсткой, суровой, свирепой, хладнокровной, готовой убивать, но никак не жестокой, бездушной, злобной, неумолимой… Так много слов, указывающих на похожее.

Понравились заметки? Тогда опубликую что-нибудь в подобном стиле.

Спасибо за отзыв)

Мне нравится. Творчество это хорошо

P.S. А у меня авторские хокку только.

Пью кофе дома
Где-то грустит бариста

Не варит латте

***
В одной из трёх с половиной вселенных конструкция реальности наполнилась ощущением белого материала — сухого, плотного и давящего. Блуждания в этом шероховатом пространстве безе ощущаются тяжестью, давящей со всех сторон. Каждый шаг отзывается борьбой за продвижение вперёд, а усилия сопровождаются трением, ранящим до самого основания.
Препятствия на пути побуждают разложиться на молекулы, дабы просочиться сквозь структуру плотного и поглощающего вещества и хоть как-то продолжить это почти невозможное движение.

Частицы этого белого материала проникают в самое живое и, разрушая, выстраивают новую, более крепкую способность — готовность быть опорой когда-нибудь потом

Очень красиво описала подъём в 5:00 на работу

Моя чашка это мой маленький мирок,

где я маленький божок.

Раньше в ней отражалось небо, сейчас потолок

Это не значит, что неба не вижу

Просто живу теперь на два этажа ниже

А в ней по-прежнему столько вселенных,

сколько ангелов танцуют на острие иглы.

Бесконечность не берет пленных

Чашка бездонна, а мы малы

Моя дорожка — мой крошечный мирок,

рассыплю параллельно на ладошке —

мой белый, временный энергоблок.

Похлеще свежести стиральных порошков,

Отсеют Альпы слабых дураков.

Колючий иней в моих ноздрях готов

убить нежней, чем ты без слов

Так вот кто вынюхал всю мою лавандовую пудру!

Холодный иней- как наркоз,

Туманит взгляд, рисует горизонты грёз.

Дороги вен. А иглы леса

Пронзают плоть растрёпаных небес.

Втянули ноздри свежесть утра

Когда под звёздным куполом другой

Готов принять Морфея шесть кубов

Чтобы шагнуть к ней в крошечный мирок

Я предложу тебе кубический кристалл,

Всё потому, что вижу — ты устал.

Я проведу на дно,

где страх надежду потерял

Владеть тобой,

который жизнь свою не раз уже терял.

Я укажу путь к центру в лабиринте вен,

Оставь подарок там — кристальный гексоген.

Я свету дня заменой стану на мгновенье,

А через вечность я — забвенье

Приму как дар Целительный кристалл,

Средь ровных строк курсивом огранённый.
Когда устал, забыл себя, то он
Подобен первому дыханью.
Я не боюсь на дно глубин
Где мир рисуют краски света.
Где на поблёкшем, высцветшем стекле,
Умелая рука в мозайку собирает
Вечность

Любуясь красным лепестком

Как порошок кристалла растворяет мысли

В глазах туман, реальность стонет в унисон

Спокойствие иллюзию переполняет

И слабость забирает всё

Из сердца жизни ритмы стуки

Сужается вселенная зрачка

И ты идёшь внутри себя

На поиски бездонной глубины

Где нет ни времени, ни звука

Теряешь всё, что было не твоим

Чтоб скрыться на мгновение от скуки