Наш новогодний литературный флешмоб

Автор: Томат

Новогодний хайку:

Оджисан Мороз

Борода из сакуры

Год настал новый

Автор: Ghost'

«Шалость удалась»

Здравствуй мой юный друг. Уверен ты не раз встречался с теми, кто отрицает пользу современных технологий, с пеной у ноздрей рассказывая про зло сокрытое в нейросетях и интернете, при этом чудным голоском напевая оды книгам и старым добрым временам. Сейчас я поведаю тебе историю о том, как же они правы…

Произошло это много лет назад аккурат перед Новым годом в одном из российских городов с чудным названием Дружба. Для города и его жителей этот НГ должен был стать особенным, ведь к ним приезжала делегация из самой Амэрики к чему готовились буквально все, включая школы, публичные детские дома и детские сады. От одной из школ должна была выступать класрук Дарья Анатольевна Писз со своими детишками, которую все ласково между собой звали просто… а впрочем это не важно. Важно то что тетя Писз не любила пользоваться интернетом и презирала всех кто черпал информации от туда, сама же все знания она получала исключительно из книг и телевизора, а что была не в состоянии найти там спихивала на своих детишек, чему они были несказанно рады, настолько что выкрикивали и писали её ласковое прозвище при любом удобном случае во где только можно. В этот раз перед делегацией Дашенька должна была рассказать историю возникновения Санты, дабы показать, насколько хорошо жители Дружбы знакомы с культурой зарубежных гостей. Как обычно изучить историю нужно было детям и всё бы шло как обычно, если бы при выдачи такого важного задания класнушка не перепутала имя Санты с названием определенной запрещенной организации, вторя одному телеведущему. А так как эта организация по их заявлениям занималась, выражаясь новогодними терминами, отсеиванием прекрасных снежинок, дарящих праздничный настрой, от грязных угольков, годящихся разве что на растопку, и учитывая цветовой состав делегации, план учеников был очевиден.

Команда трудолюбивых школят работала, не покладая рук, ног и других конечностей, придумывая свою Новогоднюю историю, которая очень скоро должна будет войти в анналы Дружбы и их любимой учительницы. Они перелопатили тонны материала вкрапляя в свою байку реальные исторические факты и общественные движения. Некоторые герои жертвую купленными килобайтами информации скачивали подходящие по смыслу картинки из интернета вместо фоток прекрасных округлостей Памелы Андерсон, Кармен Электры и Зены Королевы воинов. И вот пришел день репетиции, весь подготовленный материал уже в распечатанном и оформленном виде преподнесли на блюдечке тетушке Писз. Минуты ожидания пока класнуха читала подготовленную историю тянулись для ребят вечность, у особо впечатлительных от волнения успели поседеть зачатки волос ниже пояса… и… всё прошло успешно, шалость удалась, а Даша радостная побежала докладывать начальству, что всё подготовила.

Настал день Х, и забегая вперед в биографии госпожи Писз он действительно станет самым Х днем в её жизни, но обо всём по порядку. Прошли выступления других учреждений и вот настал черед нашей класнухи. Она красивая и одетая по совету учеников в образ белой волшебницы, включающий белоснежное платье с длинными рукавами и длинный белый остроконечный колпак с едва заметной звездой на конце, выходит на сцену. Сзади неё большой плакат с персонажами от которых берет свое начало выдуманный учениками Санта, включая инквизиторов и членов одного клана, что уже заставило делегацию снизить громкость хлопков, а кого-то вообще застыть в ступоре от непонимания. И тут наша звездочка начинает.

– «Здравствуйте, Друзья! Сегодня я рада рассказать вам историю возникновения зарубежного брата нашего Деда Мороза. Данный персонаж берет свое начало от испанской инквизиции именно поэтому его одеяние красного цвета, а голова покрыта красным колпаком или капюшоном. Изначально он был не добрым дедушкой, несущим подарки, а героем самой инквизиции, вселяющим ужас в сердца нечисти. Весь год он составлял список нечестивых людей и их проступков, а под конец начиналась кровавая жатва, где каждый из них получал по заслугам. Каждого нечестивца он засовывал в свой мешок и волочил по улицам ночного города до своей темницы, оставляя кровавый след, там этим несчастным давался последний шанс искупить вину, вступив в ряды эльфов- миньонов, выполняющих грязную работу по очистке города. Жуткая история правда, но не волнуйтесь в наше время всё не так мрачно.» – Сказала игриво Даша толпе ошарашенных детишек с их родителяи и не обращая внимание на перешептывающуюся делегацию продолжила.

– «Позднее во времен гражданской войны этот герой стал символом целого одноименного движения в Америке, но боролись они не с религиозной нечистью, а с реальной из плоти и крови, отличить которую можно было по их цвету. И не стоит пугаться членов нашей делегации, дети, не смотря на их внешние отличия, они такие же как мы, а это всё предрассудки. Правда же?» — с наигранным любопытством спросила класнуха у зарубежных гостей и не дождавшись ответа заговорила вновь.

– «Члены данного движения решили сменить цвет одеяния с красного на чисто белый и в отличии от своего кумира работали круглый год без выходных. Так продолжалось до определенных пор, пока Америку не накрыла волна моды на употребление особых веществ в 1900х годах. Тогда известный бренд «Кока-Кола», пользуясь своим положением главного распространителя белого порошка под видом напитков среди населения решили забрать права на этого персонажа из-за чего его одежда стала красно-белой под цвет данного бренда. Стремясь повысить свои продажи среди всех слоёв населения они стали продвигать своего маскота не как супергероя и борца с нечистью, коим он ранее являлся, а как доброго волшебного персонажа несущего подарки всем детям в конце года, так и зародился образ современного Куку Клауса, который радует всех детей Америки и по сей день!»

Оглядев ошарашенную толпу, Даша решила закончить свое выступление эффектно.

– «Я благодарю наших зарубежных друзей за возможность ознакомиться с их культурным наследием! Спасибо! А теперь давайте все вместе позовем доброго Куку Клауса. И раз-два…». Тут госпожа Писз подняв кулак над своим белым колпаком начала громко выкрикивать имя как она думала Санта Клауса. Это стало последней каплей для делегации и её члены, громко выкрикивая что-то на иностранном, побежали в сторону сцены, с явным намерением более доходчиво без знания языка выразить свою точку зрения. К счастью, всё обошлось, но данный день жители Дружбы запомнили надолго.

Как видишь мой юный друг раньше было лучше, сейчас устроить такую шалость очень сложно, ведь нейросети и интернет позволяют моментально проверить правдивость любой информации. А жаль. В современном мире шалунам нужно думать не только над тем, как бы обхитрить людей, а еще и над тем, как обхитрить умные машины, которыми эти люди пользуются… Поэтому раньше было лучше…Эх… Стоп, подожди тут ведь должны быть мораль?! Так, малыш, забудь то, что я сказал выше и слушай! Мораль этой истории в том, что нужно честно и ответственно выполнять возложенную на тебя работу, и не скидывать её на других, если ты конечно не хочешь, чтобы люди за спиной называли тебя так же ласково как ученики тетю Писз. Но даже в этом случае всегда проверяй конечный результат. И главное если ведешь себя плохо, то будь готов, что в конце года Куку Клаус придет за тобой и утащит в своём мешке, чтобы пополнить бессмертную армию эльфов- миньонов… Но даже представ перед ним не бойся и гордо скажи «Шалость удалась»

Автор: Анонимно

❄️

В доме было тепло.

Оно рождалось в тихом кипении чайника, скользило вдоль занавесок, поднималось паром от кружек, появлялось от разговоров и дыхания, от самой жизни внутри лесной хижины. Воздух в этом мире был мягким и согревающим, уютным и живым.

Снаружи жил другой мир.

Холодный и молчаливый. Мороз стоял неподвижно, в его присутствии пространство словно затаило дыхание, становясь пустым, ясным, безжизненным. В дом он не входил, не стучался, не навязывал присутствие. Он просто был вне. Чистый, отстранённый, бесконечный мир.

Тёплый воздух внутри и холод снаружи были двумя мирами, между которыми стояло окно. Стекло оставалось прозрачной границей, позволяющей видеть друг друга, но не прикасаться.

Когда тёплый пар касался стекла, а мороз отвечал снаружи, происходило нечто волшебное. На прозрачной поверхности начинал рождаться узор. Сначала робкие, едва заметные очертания их знакомства, потом кристаллы разрастались, вырисовывая художественное полотно. Линии тянулись друг к другу, переплетались, создавая листья, перья и зимние цветы.

Узор не принадлежал ни одному из миров полностью. Он не был результатом стараний одной стороны. Тепло в одиночку не проявляло себя, холод сам по себе оставался незаметным. Лишь их взаимодействие рождало красоту, возможную тогда, когда каждый оставался собой.

Это была их дружба.

Тихая, красивая, рождавшаяся совместным присутствием. Как и узор на стекле, она возникала только в точке соприкосновения двух разных миров.

Узор не был постоянным. Стоило морозу отступить или теплу исчезнуть, и он растворялся. Но всякий раз, когда они вновь оказывались рядом, красота возвращалась.

Автор: Анонимно

Она свой вердикт вынесла. Сказала просто, без нытья: «Елки у нас в этом году не будет. Забей». Фраза повисла в воздухе нашей конуры, где всегда пахло сыростью и дешевым джином. Деньги ушли, как вода в песок. На подарки людям, до которых мне нет дела, и на долги, которые как удавка на шее. Но я поймал ее взгляд. Обычно он твердый и пронзительный. А в тот миг какой-то потерянный. Вспышка маленькой девчонки, которую город еще не успел додавить. И все, я понял. Елка будет. Будет, даже если весь этот мир провалится в ад.

План был идиотский, с самого начала. Лесопарк на отшибе. Ночь, хоть глаза выколи. Из снаряги — только перочинный нож, которым можно разве что хлеб резать, да моя упертость. Она стояла там — пихта. Высоченная, гордая, будто смотрела на меня свысока. «Все, ты моя», — пробормотал я себе под нос и полез. Как червь, цепляясь за все подряд. Ветки хлестали по лицу, снег за шиворотом обжигал. В горле стоял ком. Лес вокруг молчал, а мне казалось, он презирает меня. Вора. Нищеброда. Романтика-неудачника, который полез воровать у ночи ради одной улыбки.

Я пилил. Вцепился в ствол ногами, чувствовал, как он ходит ходуном подо мной. Дерево кряхтело, из него сочилась липкая, едкая смола. Она обжигала руки и намертво приклеивала перчатки к железу. Я думал только об одном: вот увидит она эту махину у нас в углу… и ахнет. Этот звук стал моей навязчивой идеей. Вдруг заскулила собака. Где-то за спиной, в кустах. Жалобно, прося остановиться. Сам лес обнаружил меня и включил сирену. Я замер, слушал. Потом снова зарычал на дерево. И пилил. Краем глаза ловил движения чего-то в ветвях, но больше не отвлекался ни на что. Я знал, что ночь пролетит незаметно, стоит только перестать отдавать отчет времени. Когда макушка наконец хрустнула и поддалась, мир перекосился. Спускался я уже не вниз, а куда-то в преисподнюю. Скользил, падал, рвал кожу и куртку. А смола… она теперь была везде. В волосах, на ресницах, на всем. Я был не человек, а какое-то липкое, колючее чудище.

А потом — бег. Я несся по спящим улицам, а сзади волочился мой трофей — огромный, пахнущий хвоей хвост. Он шуршал по асфальту, сметал мусор. Люди шарахались в сторону. Какой-то бродяга с бутылкой даже рот открыл от изумления. В тот момент я чувствовал себя нелепым и могущественным одновременно. Я был елочным кентавром. Пыхтел. Кричал внутри. Проклятое дерево. Дерьмовое, колючее, мертвое. Чудо. Вырвал у ночи кусок. Для нее.

Я ворвался в квартиру, едва не снес дверь. Тишина. Она сидела на краю кровати, и свеча в ее руке дрогнула. Она подняла глаза. И… ахнула. Будто воздуха не хватило. В этом звуке сплелось все — шок, испуг, и что-то такое, от чего у меня все сжалось внутри. Она подошла, коснулась моей щеки, размазала грязь и смоляные потеки. Ее палец наткнулся на что-то твердое. Крупинка битого стекла или камешек, вмерзший в смолу — маленькая, шершавая жемчужинка, которую ночь вкатала мне в кожу. Она провела по ней подушечкой большого пальца, и этот жест был нежнее любого поцелуя. «Ты совсем...» — начала она, но голос сорвался. А глаза — блестели. «Господи. Да это же… дерево. Ты мне целое дерево притащил». Вот тогда-то я и понял. Я выиграл. Мы втиснули эту колючую громадину в угол. Украсили тем, что было: обрывками гирлянды, фольгой, блестками. Она не просто стояла. Она светилась. Упиралась в потолок, как зеленый маяк, и пахла победой. Заплачено за нее было не деньгами. Заплачено потом, кровью и куском моей души. И оказалось, это единственная валюта, которая здесь чего-то стоит.

Если честно… джина не было. Она не пьет. Никогда. Вся эта история — выдумка. Для атмосферы. Правда куда проще и, наверное, честнее. Правда — это ее тихий голос в темноте. Тупой нож и смола, которая потом не отмывалась неделю. Ее глаза, которые распахнулись от настоящего удивления, и тот самый, вырвавшийся «ох» — вот что было на самом деле. Все остальное — декорации. Даже эта жемчужинка из грязного стекла на моем лице — я ее потом, умываясь, соскреб и выбросил в раковину. Но факт ее существования — не выбросишь. Потому что по-настоящему чудеса не приходят в пьяной завесе красивых слов. Их тащат на себе. Из ночи, через снег и грязь. И они пахнут хвоей, и редким выстраданным счастьем, ради которого стоит жить, а может, и вру. Может, пахнут просто потом и страхом. И я даже не помню, как ее зовут. Шучу. Конечно, помню. Но это уже не важно для истории.

Автор: U+1F480

Ритм

По старой традиции у меня был договор с самим собой: каждый год начинать с провального эксперимента. Это снимало излишние ожидания и делало следующий год терпимым.

В городе Новый год больше не отмечали публично. После инцидента в центральном районе упоминать праздник стало нежелательно, хотя мелкие привычки никуда не исчезли. Кто-то по-прежнему выходил на крыши и балконы, кто-то собирался в пабах, делая вид, что это просто вечер.

Я же оставался в лаборатории.

Приборы запускались по одному. Комната, словно живой организм, наполнялась звуками: всхлипыванием клапанов, клацанием шестерён, шумом вытяжных труб, пощёлкиванием часовых механизмов.

Сколько уже было неудач? Около двадцати. Я не считал — в этом не было смысла. Хотя последовательные, прогнозируемые неудачи — тоже форма успеха.

Я выбирал одну задачу и доводил её до предела возможного. Я раз за разом исходил из одного и того же предположения: если в мире существует порядок, он **должен был** поддаваться расчёту. Если есть закономерность — её можно выразить формулой и зафиксировать винтом.

Двадцать шесть экспериментов подряд не подтверждали этого напрямую, но я продолжал.

Часы на стене щёлкнули, отмечая очередной цикл.

Стеклянные пластины лежали на столе, аккуратно размеченные мелом. Температуры, давления, пределы расширения стекла — всё было сведено в таблицы, выверено и перепроверено. Я не спешил. Спешка разрушала точность, а точность оставалась единственным способом говорить с реальностью на равных.

Первая попытка закономерно закончилась провалом. Я даже удивился тому, как многолетний опыт позволял за такое короткое время достигать идеально выверенных неудач. В этот раз стекло даже не разлетелось по лаборатории, а аккуратно ссыпалось под стол. Такими провалами можно было почти гордиться.

До полуночи оставалось несколько часов. Я решил внести несколько изменений в формулу, чтобы понять результат ещё до разрушения материала. Сверился с записями, перепроверил расчёты.

Вторая попытка оказалась любопытнее. Перенастроив сдерживающие руны и последовательность давления, подключив несколько кристаллов для более тонкой работы, я получил цельное, немного мутное стекло. Внутренний слой повело, узор рассыпался в беспорядочный шум.

Я записал наблюдения и попытался внести правки, но формула оказалась совершенной. Совершенно бесполезной — и при этом безупречно верной с точки зрения всего, что современная наука могла сказать о моём предмете.

Третий вариант прожил дольше остальных. Звук от клапанов отражался в стекле, но вместо линий возникали короткие всплески, не удерживавшие форму. При очередном цикле они исчезли полностью.

Раздражение не ускоряло моих движений. Менялись параметры, менялись пластины, но результат оставался тем же — либо разрушение, либо бессмысленный хаос.

К полуночи стол был уставлен неудачами.

Я отодвинулся от стола, сел в кресло у стены и впервые за эту ночь позволил себе выдохнуть. Вопрос был простым и оттого неприятным: есть ли вообще надежда на то, что у меня когда-нибудь получится?

Сидя в кресле, я перебирал в голове расчёты — по инерции. Формулы, допущения, исправления. Всё, на что я опирался годами, было внутри меня: знания, опыт, проверенные методы. Я снова и снова пытался найти ошибку там же, где искал её всегда.

Я на мгновение закрыл глаза.

Когда открыл — вокруг был театр. Я сидел ниже, чем сейчас, ноги не доставали до пола, и свет сцены бил слишком ярко. Актёр танцевал так, будто забыл не только роль, но и себя. В каждом шаге не было выбора — только продолжение предыдущего. Ни лишнего жеста, ни паузы, сделанной для эффекта.

Я вспомнил, как тогда, будучи ребёнком, вжимался в кресло, и всё тело тянулось вперёд. Не понять, не повторить — войти. Стать частью движения, которое не требовало решения, потому что уже знало, куда идти дальше.

В том танце не было ничего лишнего. Ни усилия, ни контроля, ни попытки удержать форму. Всё существовало ровно столько, сколько было нужно, и исчезало, не оставляя следа.

Я открыл глаза.

Лаборатория была на месте. Но тишина в ней больше не казалась пустой.

Я перестал смотреть на приборы и впервые за ночь прислушался к комнате. Клапаны дышали неровно, но с устойчивым интервалом. Вытяжка гудела на своей частоте. Где-то на стене тикали часы, не совпадая с маятником на столе, но и не вступая с ним в спор.

Это не складывалось в мелодию. Но это уже было ритмом.

Я не стал ничего выравнивать. Не стал исправлять. Из любопытства — почти детского — я решил попробовать другое: не заставить систему подчиниться, а подстроиться самому. Послушать, с какой частотой дышит лаборатория, и войти в этот ритм.

инжектор выходит на режим,

и я замечаю,

что не смотрю на шкалу

слушаю

короткий свист в подаче,

глухой удар в камере,

вытяжка сбивается по тону

я не перекрываю,

я жду,

пока звук не погаснет сам

следующий переключатель

не по порядку

не по схеме

после щелчка клапана,

когда пар не ушёл,

когда маятник делает лишний ход

следующий переключатель

следующий тумблер

следующий рычаг

манометр щёлкает,

стрелка запаздывает,

я даю системе время

догнать себя

ещё один контур

вытяжка уходит

в другой режим

шестерни сходятся с хрустом

звук тянется

я жду,

пока он не станет ровным

мне холодно от мысли,

что больше не считаю

подхватываю

паузы

добавляю давление

туда, где система

откликается

стекло остывает пятнами

приходит звук

линии не ломаются

отвечают

убираю руки —

слишком поздно

или слишком вовремя

не уверен,

что это всё ещё я

решаю,

когда делать следующий ход

Я перестал вносить изменения, заметив, что каждый новый шаг только разрушает сложившуюся партию. Стекло остывало неравномерно, и отклик на звук сохранялся дольше обычного. Я попытался записать несколько параметров, но вдруг понял, что воспроизвести это в точности не смогу.

Оставалось положиться на запись архивария, фиксировавшего процесс объективом.

Я взял остывшую пластину и вышел на балкон.

Ночь снаружи была такой же, как всегда. Узкие улицы, тёмные окна, редкий свет фонарей, отражающийся в мокром камне. Город не ждал праздника и не делал пауз. Дождь ровно барабанил по крышам, где-то внизу глухо закрылась дверь, вдалеке прошлёпал по лужам автоматон ночного патруля.

Я поднял получившееся стекло.

Воздух вспыхнул линиями. От крыш разошлись мягкие волны, каждая капля дождя оставляла цветной след. В переулках вспыхивали короткие неоновые импульсы — шаги, эхо голосов, движение труб под стенами. Над площадью возникали дуги, похожие на салюты, которых здесь не запускали уже много лет.

Я не мог отвести взгляд от того, как город поёт каждой каплей дождя.

Когда я опустил стекло, я знал, что если поднять его ещё раз — любой увидит то же самое. Без объяснений, без договорённостей, без сигнала к началу. Достаточно просто быть рядом и смотреть сквозь одно и то же стекло, в одну и ту же ночь.

Автор: Анонимно

Дождик.

Я сижу на кухне на подоконнике. То и слышу «Новый Год… Новый Год…». Для меня это не дата, а аномалия поведения моих сожителей. Все обязаны быть вместе, хотя не терпят друг друга.

Моё присутствие обычно мешает родственникам, поэтому я просто наблюдаю. Еда появляется в опасных количествах, значит, застолье обещает быть зрелищным.

Час до торжества. Гости собираются за столом. Родственники делятся на тех, кто садится рядом, тех, кто садится напротив, тех, кто занимает пустое место. Ну а я сажусь возле ёлки. В стеклянных шарах можно наблюдать за всеми гостями и не участвовать в их болтовне.

Разговоры родственников повторяются из года в год. Я, наверное, даже смог бы цитировать некоторых. Они говорят разными интонациями, но одними и теми же словами.

Все чувствуют напряжение, но праздник это маскирует. Запах еды отвлекает.

Полночь. Люди улыбаются и радуются, что большой дом всех объединяет. Атмосфера переполнена эмоциями. Шампанское работает. Все выпивают и радостно друг друга поздравляют.

Слышу заветное: «Приятного аппетита!»Кто-то одной рукой хватает бургер, а второй лезет в чашу с картошкой фри, загребает жменю и кидает себе в тарелку. Кто-то берёт шаурму и пытается изысканно, но неуклюже использовать нож и вилку. Кто-то наслаждается оливье. А кто-то выбирает икру на чёрном хлебе. Устрицы предпочитают немногие. А я всё жду, когда и мне что-то перепадёт.

Немного насытившись, гости отвлекаются от еды. Кто-то включает музыку.

Я вышел на балкон. Кто-то последовал за мной покурить. Брр, не люблю запах дыма. Он пропитывает и остаётся, как разговоры, которые хочется забыть.

Кто-то уже жаждет адреналина и поджигает фейерверк. В глазах сверкают разноцветные вспышки. Из комнаты слышится: «Ещё! Ещё давай!»

На балконе свежо, но взрывы меня пугают, я вернулся в комнату и сел на пол. Отсюда мне открылся подстольный вид. Кто-то сидит напротив и избегает прямых взглядов, но под столом их ноги нашли друг друга. Ох, лучше бы мне дали что-то вкусненькое.

Прошло ещё несколько часов, будто пару лет. Разговоры, музыка, демонстрация фоток. Смена блюд. Десерт. Кто-то успел потанцевать, а кто-то поругаться. Рецидивы сценариев.

Никто не замечает, что меня не покормили. Пойду жрать дождик с ёлки.

Кот.

Автор: Анонимно

Ночной поезд первого января.

Запах мандаринов и холодного металла. Свет приглушённо-жёлтый и ровный, люди спят.

Он не спит. Сидит у окна и смотрит в отражение, как в чужое лицо.

Станция. Поезд останавливается. Напротив окна оказывается девушка. Идеально напротив, чтобы он увидел огонёк. Конечно, бенгальский. Новый год же, людям нужно что-то горящее, чтобы верить, что они ещё живы.

Она подносит огонёк к окну. Почти касается. Не касается.

И тут одна искра проходит сквозь стекло.

Никто не проснулся. Никто не заметил. Мир просто ломается.

Микросекунда растягивается до неприличия. Искра зависает в воздухе, как ошибка реальности. Вагон исчезает. Девушка исчезает. Поезд исчезает. Остаётся только она, крошечная точка света. Центр. Единственное, что имеет вес.

Он снова пятилетний. Кухня. Табуретка. Слишком яркий свет. В руке огонёк жжёт пальцы. Он боится держать его крепко. Боится боли. Боится последствий.

Отец говорит: будь смелее.

Не как приказ. Как факт. Просто между делом, как говорят очевидные вещи. Закрой дверь. Не суй пальцы в розетку.

Искра гаснет.

Поезд дёргается и едет дальше. Девушка остаётся на перроне. Серая проволока уже без огня, без смысла. Она продолжает смотреть на поезд, для неё ничего не произошло.

В вагоне снова обычно. Колёса шумят. Кто-то перевернулся во сне. Свет всё такой же жёлтый и тупой.

В окне его отражение.

Автор: Анонимно

Красный конь

Иногда мне кажется, что мне досталась самая сложная задача на свете. Вся жизнь перевернулась вверх дном, когда двенадцать лет назад мне подарили чёрного жеребёнка, и вся забота о нём легла на мои плечи.

Сначала это было не так уж и сложно — он был маленький, его было легко взять на руки, легко догнать, а самое главное — он не стремился далеко от меня убежать. Со временем всё стало меняться. Жеребёнок рос и постепенно стал превращаться в коня. Большого красного коня с огненным характером! Строптивого и совершенно неуправляемого, с навязчивой идеей умчаться куда-то в даль, где его непонятно как искать.

И у всех кони как кони — по хозяйству помогают, слушаются, когда надо, а у меня вот этот. Как я ни старался дрессировать его — всё без толку, а теперь ещё и фырчит, бьёт копытом, огрызается, чуть что ему не нравится. При этом, похоже, с головой у него всё в порядке. Когда что-то надо ему, он с лёгкостью находит пути, как этого добиться.

Как-то однажды, в очередной раз, когда я пытался обучить его скакать рысью, он от лени притворился загнанным до смерти. Валялся на земле, изображал судороги. Да так талантливо! Я ему поверил — за помощью побежал со всех ног, но стоило мне отойти на достаточно большое расстояние, как он встал и побежал на улицу играть с другими жеребцами. Как ни в чём не бывало!

А недавно вот в город, на ярмарку, со своей деревни собрался поехать и думал с собой его взять, чтоб он с товаром нашим помог. Пошёл к нему — смотрю, а он перед оконными стёклами стоит. Весь в грязи извалялся, грива в колтунах и репейнике. Прыгает, угрожающе бьёт копытом и смотрит на своё отражение в стекле. Любуется.

С таким конём и с товаром я не мог показаться в городе. Люди-то будут думать, что это не конь у меня такой дурной, а это я плохой хозяин. Он своим видом просто отвадит от нас всех покупателей. На сборы время ещё было, и не без усилий, но я привёл его в порядок. Он сопротивлялся, но насилу я его помыл, расчёсал гриву и почистил копыта. Потом сам пошёл собираться и готовить товар к транспортировке.

И вот когда всё уже было готово и можно было ехать, я позвал его. Он весело прискакал ко мне в том же самом виде, в каком я увидел его у оконных стёкол несколько часов назад. Я тогда еле удержался от истерического припадка — всё же работать надо ехать, и на выражение моего недовольства просто не было времени. Пришлось оставить его дома, а он только и рад. Рад, что меня целый день не будет и никто не будет говорить ему, что делать.

Порой я думаю, что от этого коня одни только проблемы, но я люблю его, и мне особенно тяжело сейчас, когда он убежал в неизвестном направлении так далеко, как никогда ранее. Тяжелее, чем когда-либо. Я уже всех в нашей деревне на уши поставил, и не только в нашей. В соседних деревнях тоже всем рассказал, что конь у меня пропал, и просил помощи найти его. Прошло уже больше суток, но ни от кого так и не было вестей.

За этот бесконечный день я был так утомлён переживаниями за него и поисками, что у меня просто не осталось сил. Больше не было никаких идей, где и как его искать. Я опустился на зелёную траву во дворе, поджал под себя ноги и просто заплакал. От ощущения своей беспомощности и безысходности мне захотелось кричать. Что воздуху в лёгких было, я со злостью прокричал куда-то в мир:

— Как мне его найти?!

От напряжения в глазах потемнело, и сознание стало проваливаться в сон. В этом состоянии, где-то между сном и явью, я вдруг услышал ответ. Точнее, я почувствовал его, а не услышал. Не было голоса, который бы звучал в воздухе. Словно холодный ветер последнего числа декабря проник через ухо в мой разум и положил в него свои слова:

«Не ищи его. Он тебя любит. Сам придёт.»

Я подумал: а любит ли? Осознаёт ли, что я его люблю и оттого забочусь о нём?Я очнулся от странного сна про красного коня на полу своего деревенского дома, в котором жил с сыном. Видимо, я потерял сознание, когда вернулся домой после двадцати часов, проведённых на ногах в его поисках. Сегодня тридцать первое декабря — последний день года.

Конечно, многие отозвались на мою просьбу помочь мне найти моего сына и искали его вместе со мной накануне праздника. Обзванивали знакомых, прочёсывали ближайший лес и ходили по округе. Соседи наши знают, какой у меня непутёвый сын, и хоть они мне этого не говорят, но считают, что он просто прячется от меня где-то и с ним всё в порядке. Сознание не рисует им картины, где мой сын мёрзнет где-то в сугробе, огретый по голове бутылкой.

Еще немного и многие прекратят поиски, вернутся домой к своим семьям. Там они будут праздновать, потом напьются, а на следующий день будут похмеляться. Момент, когда наступит Новый год и люди в деревне с криками «Ура!» откроют шампанское, станет для меня моментом, когда я останусь один со своим горем.

От этой мысли у меня защемило в груди, и вдруг я услышал стук в дверь. Я подскочил с пола и сразу же открыл её. На пороге стоял мой сын.

— Ты вернулся! Где ты был? — воскликнул я.— Мы с пацанами хотели в столицу поехать на Новый год. На Вовкиной машине. А потом я подумал, что тебе грустно будет здесь одному в Новый год, и решил не ехать с ними.

Я ничего не ответил ему. Даже не подумал спросить про машину, малолетнего Вовку за рулём и других детей. Только обнял. В голове эхом звенело лишь:

«Я подумал, тебе грустно будет…»

Фотография от первого января 2026 года в чате деревни.

Автор: Wolf

Фасады бытия

В далекой южной стране буддистов новый год отмечали по окончанию сезона дождей. Но в угоду туристам было решено отмечать европейский Новый год.

Из иссушенного тростника была собрана елка, как символ данного стремления — она стояла одна среди потоков машин и людей, в окружении рекламы и ресторанов, гротексная и нелепая в своей неуместности. И даже то малое пространство что было ей отведено, не было полностью в ее власти — прямо перед ней расположился дорожный конус, столь удручающе примитивизурующий весь посыл, и столь показательный для всей ситуации.

Елка, которая была не елка, стояла там дни и ночи, и будь у нее способность размышлять — она могла бы осмыслить пустоту своего символизма, могла бы заметить что ее как правило не замечают спешащие мимо, и лишь редкий прохожий сделает случайное фото, обходя близ нее пробоины дороги.

Меж тем, однажды ночью под елку забежала мышь, а мимо трусил бездомный кот, инстинкты которого подсказали ему немедленно попробовать восполнить недостающие ресурсы своего организма, в связи с чем он ринулся в погоню. Погоня была проиграна, мышь скрылась в щелях ступеней, а елка… Будучи задетой котом, повалилась на асфальт и распалась на отдельные стебли тростника, которые под жарким солнцем давно стали сухими хрупкими соломинами, и покатились в стороны, задетые проезжающим мимо с ревом мотоциклом.

Утром дворник смел их в сторону, машины проезжали по ним, проходящий ребенок подхватил оставшийся целым высохший стебелек и понес вперед, уронив его в море...

По морю плыл тростник, который был елкой, а теперь просто существовал, и постепенно тонул, намокая… растворяясь в пучине, как и попытки стать тем, кем он не являлся никогда.

Автор: Ведьмочка

Зимнее настроение

Сделав глоток кофе из любимой кружки и почесав пса за ухом, она закрыла глаза и устроилась поудобнее в кресле. Мысли постепенно выравнивались, буквы сплетались в слова, слова — в предложения, и вот пальцы сами легли на клавиатуру, начиная плести тонкое кружево истории.

Она так соскучилась по снегу…По большим, мягким хлопьям снежинок, кружащихся в волшебном хороводе. По тяжёлым шапкам сугробов на ветвях деревьев, по бесконечно белым просторам, где снег играет с ветром...

Уже который год она встречала Новый год там, где царит вечное лето. Ей нравились тепло, солнце и океан, но иногда — особенно под конец декабря — приходили воспоминания. О том, как вкусно хрустит снег под ногами. О морозных узорах на стекле. Об играх в снежки и неровных, смешных снеговиках, которых она лепила с друзьями.

Она писала о своих воспоминаниях, надеждах и мечтах, вплетая кусочек души в каждую строку. Она не смотрела в окно — её разум уже унесло туда, где правит стужа и тишина, где воздух звенит от холода, а мир укутан в белое.

А за окном медленно падали первые снежинки — такие редкие для этих краёв, что их не видели здесь уже много лет.Зима не смогла не ответить на её тихий призыв. Она всё-таки заглянула — поздравить с Новым годом.