"— Перестаньте! — перебил вдруг Ростислава Адамыча резкий и громкий голос. — Как вам не стыдно мучить бедного человека! Все оглянулись. В дверях стоял Чертопханов..."
Я бы в этой цепочке " чувство" заменила на " реакция", а сам этап чувства, вернее ощущения поставила бы сразу за событием, впереди мысли, потому что прежде чем подумать о событии мы переживаем его в ощущении ( видим, слышим и и. д.)
И фоном в этой истории бекграунд и состояние, но это уже отдельный разговор)
А вообще хорошо бы на примере разобрать, было бы нагляднее
Я вообще не думаю на эти темы, так что я ничего не знаю. :) Итак, насколько я понимаю, у нас на руках имеется классификация эмоций в этом аспекте, и Вы выбираете рассматривать второй путь, когнитивную реакцию. В этом смысле получается, что этот элемент цепочки «сначала мысль — потом эмоция» не подлежит оспариванию по самой постановке задачи, так ведь?
Справедливое замечание, Вы правы. Страх — это рефлекторная реакция, она минует этап “мысли”. Есть два уровня реакции: быстрый (автоматический, биологический) и когнитивный (осмысленный).Первый возникает рефлекторно, через лимбическую систему (в частности, миндалину).Это та самая реакция «бей, беги или замри», которая включается раньше, чем мозг успевает подумать. А вторая реакция (когнитивная) - когда сигнал уже дошёл до коры головного мозга, и человек оценивает ситуацию, интерпретирует её как опасную. Вот я задаю вопрос с позиции второй реакции.
За иллюминатором плыли крошечные огни городов, рассыпанные по бархату земли, а выше- ни единой звезды, только глубокая, бездонная чернота. Афоня прильнул к стеклу, пытаясь разглядеть в этой тьме очертания грядущих гор. Но видел лишь свое отражение- усталое, немного отчужденное. Фиса спала, положив голову ему на плечо. Её дыхание было ровным и теплым. В кармане кресла лежала зачитанная брошюра «Эверест: невозможно- это не навсегда», купленная в аэропорту вместе с бутылкой воды и солеными крендельками. Он достал её и снова перечитал первые строки: «Зона смерти. Высота выше 8000 метров. Организм умирает, мысли замедляются, риск необратимых изменений в мозге возрастает с каждой минутой".
Он посмотрел на спящую Фису. Её лицо в полусвете салона казалось детским и беззащитным. Что они искали там, наверху, в этом ледяном аду? Бегство от овощного отдела супермаркета? Или проверку на прочность того тихого, почти невесомого мира, что они выстроили между собой?
Самолет мягко покачивало, и вдруг Афоня поймал это ощущение — тот самый «тихий звон в ушах». Только сейчас он был громче, настойчивее, рождаясь не от ледяного потока из холодильника, а от гула турбин, вгрызающихся в ночь. Это был звон высоты, ещё не настоящей, только предчувствуемой. Звон пустоты, в которую они добровольно бросали вызов. Он осторожно взял Фисин палец, на котором был шершавый след от приклеенного пластыря- она порезалась, открывая упаковку батата. Крошечная ранка из их прежней, плоской жизни. Где-то там, на высоте, куда они летели, даже такая маленькая царапина могла стать роковой. Тело отказывается заживлять раны, все ресурсы уходят только на то, чтобы дышать, делать следующий шаг.
Фиса что-то прошептала во сне и крепче прижалась к нему.
Афоня закрыл глаза.Теперь он видел не свое отражение в стекле, а их двоих- маленьких, хрупких, поднимающихся по гребню, где с одной стороны- белое безмолвие снегов, с другой- синяя, до головокружения, пропасть. И между ними та самая тонкая, звенящая нить, связывающая их вдвоем. Та самая, что родилась у полки с авокадо в дальнем отделе библиотеки.
Самолет вошел в зону турбулентности, и его встряхнуло. Фиса проснулась.
— Мы уже прилетели? -спросила она, голос хриплый от сна.
— Нет,- ответил Афоня, глядя в ее затуманенные сном глаза.- Мы только взлетели.
И в его словах был не страх, а странное, леденящее спокойствие альпиниста, который уже сделал первый шаг из базового лагеря и отрезал себе путь к отступлению. Впереди был только Эверест. Не мороженое, не фильм, не ведёрко на вечер. А гора. И этот гул в ушах был уже не предчувствием, а самой настоящей высотой, звавшей их по имени. «Рейс 3369». Прямой рейс к подножию мечты.
Понедельник. В супермаркете стоял привычный гул социума: овощи беседовали, шурша в пакетах, люди сталкивались тележками, мысли растворялись в однообразии слов.
Афоня стоял у полки с авокадо и внимательно рассматривал плоды, похожие на драконьи яйца. — Бери те, что вытянутые. В округлых большая косточка, — сказала Фиса, не отвлекаясь от выбора батата.
Мимо проехал мужчина с тележкой, раздвигая локтями людей, рядом плакал чужой ребёнок, где-то спорили чайки, касса пиликала, женщина по громкой связи звала менеджера. Шум обволакивал их, но они как будто слышали только друг друга: Фоня и Фиса обсуждали планы на вечер.
В его голосе чувствовалась усталость: — Тебе не кажется, что мы застряли в овощном отделе? — сказал он. — Ага. Надо ещё ведёрко мороженого к фильму взять, — ответила она. — И сам фильм выбрать.
Фоня не ответил, но решение уже витало в воздухе. Он направился в отдел мороженого.
Открыв дверцу холодильника, наружу вырвался ледяной поток: он пронзил грудную клетку, обжигая лёгкие — напоминание о высоте, где дыхание редеет, а мысли кристаллизуются навсегда. Мгновение — и Афоня ощутил себя в зоне смерти.
— Может, есть что-то новенькое? — заглянула в холодильник Анфиса. — «Эверест» с лимонным джемом и миндальной стружкой.
— Э в е р е с т, — повторил Афоня, пробуя слово на вкус. — Звучит как то, чего мы ещё не пробовали. Хочешь?
— Подняться на Эверест? — переспросила Анфиса, и её глаза блеснули вызовом. — Это тебе не за мороженым сходить в магазин.
— Месяца на два прогулка в изоляции, — уточнил он, — рисуя на стекле смайлик, будто ставя печать под внегласным договором.
Мир вокруг не успел подстроиться под это решение. Кассир продолжала бить чеки, люди болтали у кассы, где-то упала сосулька — возможно, единственная, кто понял масштаб происходящего. Но между ними уже промелькнул азарт — тихий звон в ушах, будто горный воздух опустился прямо в супермаркет.
Пошутил Гриша
Ваня шутки не понял
Синяк у Гриши
Да
"— Перестаньте! — перебил вдруг Ростислава Адамыча резкий и громкий голос. — Как вам не стыдно мучить бедного человека!
Все оглянулись. В дверях стоял Чертопханов..."
Так?
Интересно.)
Ну, например, в компании кто-то шутит над условным Ваней. Нашёлся какой-нибудь Гриша, который подшучивает, подтрунивает.
Почему же? Я как раз-таки и хотела прочитать разные варианты.
Я бы в этой цепочке " чувство" заменила на " реакция", а сам этап чувства, вернее ощущения поставила бы сразу за событием, впереди мысли, потому что прежде чем подумать о событии мы переживаем его в ощущении ( видим, слышим и и. д.)
И фоном в этой истории бекграунд и состояние, но это уже отдельный разговор)
А вообще хорошо бы на примере разобрать, было бы нагляднее
Я вообще не думаю на эти темы, так что я ничего не знаю. :)
Итак, насколько я понимаю, у нас на руках имеется классификация эмоций в этом аспекте, и Вы выбираете рассматривать второй путь, когнитивную реакцию. В этом смысле получается, что этот элемент цепочки «сначала мысль — потом эмоция» не подлежит оспариванию по самой постановке задачи, так ведь?
Событие — анализ — кофе — рациональный анализ — поведение
Точно знаю про отвращение, удивление, ну и, разумеется, гнев, если это нападение. А Вы знаете какие-то ещё?
Только ли страх среди эмоций имеет первый, «автоматический» путь возникновения?
Справедливое замечание, Вы правы. Страх — это рефлекторная реакция, она минует этап “мысли”. Есть два уровня реакции: быстрый (автоматический, биологический) и когнитивный (осмысленный).Первый возникает рефлекторно, через лимбическую систему (в частности, миндалину).Это та самая реакция «бей, беги или замри», которая включается раньше, чем мозг успевает подумать. А вторая реакция (когнитивная) - когда сигнал уже дошёл до коры головного мозга, и человек оценивает ситуацию, интерпретирует её как опасную. Вот я задаю вопрос с позиции второй реакции.
А как насчет эмоции страха, возникающего рефлекторно при опасности? Тут вроде бы подумать ни о чем не успеваешь.
Они летели ночным рейсом.
За иллюминатором плыли крошечные огни городов, рассыпанные по бархату земли, а выше- ни единой звезды, только глубокая, бездонная чернота. Афоня прильнул к стеклу, пытаясь разглядеть в этой тьме очертания грядущих гор. Но видел лишь свое отражение- усталое, немного отчужденное. Фиса спала, положив голову ему на плечо. Её дыхание было ровным и теплым. В кармане кресла лежала зачитанная брошюра «Эверест: невозможно- это не навсегда», купленная в аэропорту вместе с бутылкой воды и солеными крендельками. Он достал её и снова перечитал первые строки: «Зона смерти. Высота выше 8000 метров. Организм умирает, мысли замедляются, риск необратимых изменений в мозге возрастает с каждой минутой".
Он посмотрел на спящую Фису. Её лицо в полусвете салона казалось детским и беззащитным. Что они искали там, наверху, в этом ледяном аду? Бегство от овощного отдела супермаркета? Или проверку на прочность того тихого, почти невесомого мира, что они выстроили между собой?
Самолет мягко покачивало, и вдруг Афоня поймал это ощущение — тот самый «тихий звон в ушах». Только сейчас он был громче, настойчивее, рождаясь не от ледяного потока из холодильника, а от гула турбин, вгрызающихся в ночь. Это был звон высоты, ещё не настоящей, только предчувствуемой. Звон пустоты, в которую они добровольно бросали вызов. Он осторожно взял Фисин палец, на котором был шершавый след от приклеенного пластыря- она порезалась, открывая упаковку батата. Крошечная ранка из их прежней, плоской жизни. Где-то там, на высоте, куда они летели, даже такая маленькая царапина могла стать роковой. Тело отказывается заживлять раны, все ресурсы уходят только на то, чтобы дышать, делать следующий шаг.
Фиса что-то прошептала во сне и крепче прижалась к нему.
Афоня закрыл глаза.Теперь он видел не свое отражение в стекле, а их двоих- маленьких, хрупких, поднимающихся по гребню, где с одной стороны- белое безмолвие снегов, с другой- синяя, до головокружения, пропасть. И между ними та самая тонкая, звенящая нить, связывающая их вдвоем. Та самая, что родилась у полки с авокадо в дальнем отделе библиотеки.
Самолет вошел в зону турбулентности, и его встряхнуло. Фиса проснулась.
— Мы уже прилетели? -спросила она, голос хриплый от сна.
— Нет,- ответил Афоня, глядя в ее затуманенные сном глаза.- Мы только взлетели.
И в его словах был не страх, а странное, леденящее спокойствие альпиниста, который уже сделал первый шаг из базового лагеря и отрезал себе путь к отступлению. Впереди был только Эверест. Не мороженое, не фильм, не ведёрко на вечер. А гора. И этот гул в ушах был уже не предчувствием, а самой настоящей высотой, звавшей их по имени. «Рейс 3369». Прямой рейс к подножию мечты.
Рейс 3369
Понедельник. В супермаркете стоял привычный гул социума: овощи беседовали, шурша в пакетах, люди сталкивались тележками, мысли растворялись в однообразии слов.
Афоня стоял у полки с авокадо и внимательно рассматривал плоды, похожие на драконьи яйца.
— Бери те, что вытянутые. В округлых большая косточка, — сказала Фиса, не отвлекаясь от выбора батата.
Мимо проехал мужчина с тележкой, раздвигая локтями людей, рядом плакал чужой ребёнок, где-то спорили чайки, касса пиликала, женщина по громкой связи звала менеджера.
Шум обволакивал их, но они как будто слышали только друг друга: Фоня и Фиса обсуждали планы на вечер.
В его голосе чувствовалась усталость:
— Тебе не кажется, что мы застряли в овощном отделе? — сказал он.
— Ага. Надо ещё ведёрко мороженого к фильму взять, — ответила она. — И сам фильм выбрать.
Фоня не ответил, но решение уже витало в воздухе. Он направился в отдел мороженого.
Открыв дверцу холодильника, наружу вырвался ледяной поток: он пронзил грудную клетку, обжигая лёгкие — напоминание о высоте, где дыхание редеет, а мысли кристаллизуются навсегда. Мгновение — и Афоня ощутил себя в зоне смерти.
— Может, есть что-то новенькое? — заглянула в холодильник Анфиса. — «Эверест» с лимонным джемом и миндальной стружкой.
— Э в е р е с т, — повторил Афоня, пробуя слово на вкус. — Звучит как то, чего мы ещё не пробовали. Хочешь?
— Подняться на Эверест? — переспросила Анфиса, и её глаза блеснули вызовом. — Это тебе не за мороженым сходить в магазин.
— Месяца на два прогулка в изоляции, — уточнил он, — рисуя на стекле смайлик, будто ставя печать под внегласным договором.
Мир вокруг не успел подстроиться под это решение. Кассир продолжала бить чеки, люди болтали у кассы, где-то упала сосулька — возможно, единственная, кто понял масштаб происходящего. Но между ними уже промелькнул азарт — тихий звон в ушах, будто горный воздух опустился прямо в супермаркет.
Уже вечером у них была посадка на самолёт.
Хотя если вспомнить связь золотого сечения с таким чудом, как мозаика Пенроуза, то золотое сечение — тоже чудо. :)
это Чудо)